 |
| Динамика религиозности (православие) |
За минувшие 20 лет
соотношение неверующих и православных в российском обществе зеркально
перевернулось: если весной 1989
г . 75% считали себя неверующими, а православных было
лишь 17%, то в 2009 г .
православными себя назвали 73%, атеистами – 7%, а каждый десятый не мог отнести
себя ни к какому определенному вероисповеданию. Иными словами, отнесение себя к
православной конфессии стало нормой для подавляющего большинства. В динамике
роста идентификации с «православием» можно выделить отдельные пики и фазы.
Первый езкий рост числа россиян, заявляющих о своем православным
вероисповедании, приходится на период 1989–1990 гг., т. е. на период
перестройки.
Далее шел интенсивный рост православной идентификации, пик которой
приходится на середину 1990-х гг. Затем, после незначительного снижения, вплоть
до конца 1990-х гг. наступил относительный «застой». С приходом к власти Путина
рост числа православных возобновился, причем максимум называющих себя православными
приходится именно на второй срок его президентства – время последних выборов
2007–2008 гг. Общая траектория роста православной идентификации в постсоветском
обществе довольно близка по своим «очертаниям» динамической кривой, описывающей
процесс адаптации или приспособления (пассивного и понижающего по своему типу)
российского населения к переменам, начавшимся вместе с перестройкой. Это
означает, что, во-первых, «православная идентификация» имела в эти разные
периоды постсоветской истории разное содержание, а значит, разные функции и
смысловой потенциал. Во-вторых, она была тесно связана с особенностями
социальных и политических процессов, разворачивающихся на протяжении последнего
20-летия, их смысловыми доминантами. Начало роста числа православных приходится
на конец 1980 – начало 1990-х гг. Это важнейший и переломный для последующей
истории момент глубочайшего кризиса властных институтов. Для общества главным
на этот период было воцарившееся на какое-то время чувство освобождения от
давления прежних институтов власти и всплеск надежд и ожиданий на скорое
наступление лучшей жизни, которые в данном контексте можно сравнить с близким к
религиозному ожиданием чуда. На какое-то время для массы людей с разными
притязаниями, жизненными горизонтами возникло ощущение возможности «другой
жизни». Одним из таких вариантов была открывшаяся свобода вероисповедания. Как
для самой церкви, так и для ее настоящих и будущих прихожан этот период был
временем возможностей обновления и развития. То же самое происходило и в других
общественных сферах: в культуре, политике, экономике, образовании, науке.
Но этот же подъем можно
рассматривать как консервативную реакцию общества на ситуацию резкого
политического слома. Рост православной идентификации стал ответом на перемены
религиозного традиционализма, сохранившегося в советские времена в низовых, периферийных
слоях общества, секуляризованного по советскому, тоталитарно
государственно-репрессивному типу. С этого же времени начинают крепнуть и голоса
националистических и антисемитских деятелей и движений (общество «Память»,
например), которые, несмотря на свою малочисленность и незначительный
политический вес, имели очень большой общественный резонанс (спровоцировав, в
частности, волну еврейской эмиграции начала 1990-х гг.).
И все же смысловой и
функциональной доминантой роста православной идентификации в перестроечное
время можно считать короткий процесс демократизации (при всей условности этого
определения и ограниченности или парциальности политических и институциональных
изменений). У общества и церкви был не только шанс, но и выбор: пойти по пути
демократии, одним из фундаментов которой является и свобода совести, или
свернуть на типичный для истории России путь консервативной модернизации, воспроизводящий
и подпитывающий традиционалистские, архаичные и домодерные по своей сути
представления.
В период ельцинского
правления продолжился относительно постепенный, но устойчивый рост числа
идентифицирующих себя с православием, пик которого приходится на середину
1990-х гг. Подъем числа православных именно к середине 1990-х гг., периоду
относительного улучшения настроений и ожиданий общества, глубоко
фрустрированного прежде всего экономическими, рыночными переменами начала
1990-х, мы рассматриваем как отодвинутую во времени реакцию массового сознания
на травму распада СССР, разрушившую привычную для российского человека
советскую идентичность. В первом опросе, проведенном по программе «Советский
человек»в 1989 г .,
почти треть опрошенных россиян, отвечая на вопрос «Кем Вы осознаете себя с
гордостью, что в первую очередь прибавляет Вам уважения к себе?» после позиции
«Отцом (матерью) своих детей» (42%) выбирали позицию «Советским человеком»
(31%). Эти данные, с одной стороны, указывали на высокую значимость для
самооценки человека гемайншафтных отношений, идентификации с ближним кругом,
прежде всего, с семьей, с другой – на огромный разрыв между институциональными
уровнями этой идентичности и на невысокую значимость для самооценки и
самоидентификации других, групповых, профессиональных, культурных оснований, в
том числе и конфессиональных. Горизонтальные институциональные связи между
разными структурами и объединениями, так называемые характеристики собственно
общественного измерения в современном, модерном понимании, оказывались
неработающими, незначимыми. Это была реакция на распад государства, задававшего
советский тип идентичности и вы-теснившегоили загнавшего в «политическое
подполье» проблемы собственно национальной или этнической идентичности, заменившего
ее идеологемами интернационализма и «дружбы народов». Но если у бывших
«братских народов» распад Союза сопровождался не только подъемом
эмансипационных настроений и консервативных, традиционалистских представлений,
а также проблематизацией собственной национальной истории (ее реконструкцией
или мифологизацией), то у бывших советских русских это ограничивалось рамками
этноконфессиональной идентификации. Православие выступает как субститут или
функциональная замена этнической общности, как феномен редукции сложно или
многообразно устроенных прежних идентификационных взаимосвязей и структур к
более простым и архаичным.
Рост идентификации с православием означал и
возрастающую роль идентификации с православной церковью как институтом: уровень
доверия населения к церкви (причем не только «православных») в конце 1980-х, а
особенно начале 1990-х гг. был чрезвычайно высоким. Более того, он превышал
уровень доверия к основным политическим институтам.
Православная церковь начинает выступать для
постсоветского человека как институт, символически репрезентирующий утраченное
государственное и «национальное» целое – советский народ, в том числе в его
историческом измерении. В определенном смысле эти изменения в постсоветском
обществе уже российского периода можно рассматривать и как способ вытеснения и
мифологизации собственной истории, искусственное восстановление утраченной и
прерванной, разрушенной традиции. Не случайно сама РПЦ, как и общество в целом,
и его «элиты», уже в начале 1990-х гг. фактически прекращает, отказывается от
начавшейся в перестройку проработки советского тоталитарного прошлого.
Фрустрированное состояние общества начала 1990-х гг., на которое навалились
неясные, непрозрачные и поэтому становящиеся для него все более вынужденными,
навязанными (лишенными субъективной перспективы улучшения, выигрыша)
экономические и социально-политические перемены, выразилось в ростеностальгии по
мифологизируемому и идеализируемому «прошлому» на фоне преобладавших вплоть до
конца 1990-х гг. негативных настроений и ожиданий
Приход к власти Путина
поднял новую волну православной идентификации, достигшей своего максимума к
моменту появления следующего преемника и всего избирательного спектакля
2007–2008 гг. Путинский период власти отмечен утверждением авторитарно-полицейского
режима правления и общим возрождением советских идеологических и ментальных
комплексов – ростом изоляционизма, великодержавности, ксенофобии и
национализма, антизападничества. Наряду с патерналистскими комплексами шло
усиленное воспроизводство «советского человека».
При этом православная
этноконфессиональная идентификация у все большего числа российских граждан
окончательно приобретает черты государственной принадлежности, становится
своего рода субститутом гражданства. Одновременно, как и в сфере политического участия,
начинает работать механизм присоединения к большинству. Этническая составляющая
православной идентификации по функции выражает упрощенные формы солидарности
«своих» в противопоставлении «чужим», в данном случае – иноверцам. Терпимость по
от-ношению к «чужакам»: католикам, протестантам, сектантам и др. – оказывается
чрезвычайно низкой, что и выражается в росте ксенофобии у «гостеприимного»
русского народа (особенно к приезжим, неславянским мигрантам). Этому
сопутствует и великодержавно-традиционалистская, агрессивно-изоляционистсская и
антимодернаяофициальная идеологическая риторика, извратившая все представления
о демократии и заменившая их своими изобретениями «суверенной демократии»,
«суверенной отечественной истории» и т. п. В еще более откровенной форме она
подкрепляется набиравшей голос консервативно-фундаменталистской риторикой
влиятельных иерархов церкви, в политическом смысле выполняющей роль, сходную с
той, что играет Жири-новский в политике: делает публично приемлемой не только идеологическую
направленность власти, которую приняло подавляющее большинство населения, но и
«освящает» самые архаичные и примитивные комплексы постсоветского человека.
Сегодня доля православных в российском обществе почти равна доле русских в
населении и доле тех, кто поддерживает утвердившийся в стране политический
режим.
Интересно проследить
изменение религиозности на последующие несколько лет. Для этого нам необходимо
осуществить процедуры социального прогноза.
Цель
нашей работы является выяснение тенденций изменения религиозности населения
России.
Предметом
прогноза – изменение религиозности населения (тенденции и
перспективы развития в настоящем и будущем)
Период
основания – 20 лет
Период
упреждения - 5 лет
Объект
нашего прогноза будет религиозность
населения. Для реализации цели предполагается решение следующих
исследовательских задач:
1)
определение уровня религиозности населения в целом
2)
проанализировать уровень доверия населения к РПЦ
3)
выяснить активность миссионерской политики РПЦ
В своем социальном
прогнозе мы выдвигаем основную гипотезу
– религиозность населения в контексте РПЦ будет постепенно снижаться. Это
прежде всего связано с консервативностью политики РПЦ.
Есть несколько путей
динамики религиозности населения. Первый – рост религиозности будет налицо.
Второй – уровень
религиозности будет оставаться на одном уровне. Церковь несмотря ни на
что сохраняет высокий уровень доверие среди россиян. Настоящая ее политика
сохранит определенный массив верующих.
Третий – Русская
Церковь станет одним из акторов на будущем рынке религий. Только на
2008 год в Российской Федерации было зарегистрировано 22866 религиозных
организаций, а уже на
начало 2010 года в России зарегистрированы 23 494 религиозные организации, из
них 433 – централизованные, 2 176 – местные, 193 – учреждения профессионального
религиозного образования.
Четвертый – уровень
религиозности будет спадать. Развитие этой тенденции зависит от многих
вызовов современности, на которые должна адекватно отреагировать Церковь. Если
этого не последует, то религиозных людей будет становится все меньше и меньше
Для выяснения этих
факторов в данной работе нами были использованы следующие методы: метод
статистического анализа, метод вторичного анализа данных, сравнительный метод,
экспертный опрос.
Полное содержание социального прогноза религиозности населения России на 2011-2015 год вы можете узнать, связавшись с автором.
